В конце ноября минувшего года явились ко мне двое крестьян с просьбою осмотреть жену одного из них (Пушкова), которая до последнего времени лечилась у земского врача от маточного кровотечения и всё жаловалась на головокружение, но домашней работы не остав-ляла и только вторые сутки, как внезапно заснула при судорожном подёргивании ног (очень непродолжительном), а может и умерла. Так как дыхания нет, зубы стиснуты и сама холодная. Опрыскивали, впрочем, водой, будили криком и толчками, но ничто не помогло.

Случай этот напомнил мне другой, бывший с монахиней Московского Зачатиевского монастыря, которая страдала кровохарканием, при чём, после присоединившегося маточного кровотечения, лишилась сознания и была принята за умершую; в этом, благодаря спешному осмотру, не усомнился и местный участковый врач, приглашённый тотчас. Почему приказал прислать к нему за медицинским свидетельством об отсутствии препятствий к погребению; но, по счастью, посланная монахиня, не застав его дома, обратилась за тем же свидетельством в лечебницу Ч-ва, куда ещё до приезда врача приходила за медицинским пособием умирающей (см. стр. 70 моих клинических наблюдений в кн. «Вопрос о дозах»).

Разница между обоими случаями та, что в данном теперь не было никаких осложнений со стороны лёгких, кроме полного отсутствия видимых (доступных наблюдению) дыхательных движений грудной клетки и брюшных стенок через диафрагму, и в этом состоянии больная пролежала, не приходя в сознание ни на одну минуту, тридцать четыре часа до моего приезда и ещё около трёх час. затем, всего 37 часов, причём всё время зубы действительно были стисну-ты, но, конечно, не вследствие трупного окоченения, как думали окружающие; потому что кажа не была даже вполне холодной, руки и вообще конечности оказались совершенно подвижными при поднятии, хотя и падали затем как безжизненные; выслушивание-же обнаружило слабые, медленные и всё таки несомненные толчки сердца, не смотря на полную неощутимость пульса в лучевых артериях. Правда, прикосновение к телу и конечностям, даже давление не вызывало никаких рефлекторных движений, также и нашатырный спирт, подносимый к носу, не вызывал обычных рефлексов, кроме маленькой слезинки во внутреннем углу обоих глаз, которые впро-чем остались по прежнему закрытыми; однако, всё это вместе взятое доказывало лишь отсутст-вие двигательной реакции на механическое и химическое раздражение, чувствительность-же к нему, очевидно, оставалась, раз пары нашатырного спирта могли вызвать слезу из закрытых даже глаз, непосредственно или через слизистую оболочку носа.

Спрашивается, что-же представлял собою данный случай: летаргию-ли, сон или обмо-рок? Уже a priori можно сказать, что патолого-физиологическое состояние мозга при этих трёх формах потери сознания резко отличается, не говоря уже об апоплексии. В противоположность последней, обморок не есть угнетение мозга, вследствие давления излившейся крови, а только остановка (более или менее полная) мозговой деятельности и нервных центров вообще от пре-кращения питания черепного мозга, по недостатку крови, обусловленному или малокровием в тесном смысле, как бывает при кровотечениях и худосочии, или-же неравномерным в теле рас-пределением крови, как часто видим при страданиях сердца, особенно клапанов аорты. Таким образом, потеря сознания и более или менее полное отсутствие всех рефлексов, чувствитель-ных и двигательных, вследствие угнетения мозга при апоплексии и от остановки питания его при обмороке – вот главная характеристика того и другого состояния. На середине между ними – сон. Здесь нет малокровия мозга, нет и прилива к нему, но есть застой крови, как показало патолого-анатомическое вскрытие умерших во сне (например, замёрзших) – застой, вследствие пареза сосудодвигательных нервов (вазомотров) и последовательного расширения кровеносных сосудов, что происходит обыкновенно от усталости, переутомления нервных центров, если ис-ключить причины случайные. Благодаря одному такому застою, давление на мозг не может быть значительным, как и угнетение его, отсюда отдалённое лишь сходство с апоплексией; с другой стороны, пока не прекратится парез вазомоторов, путём отдыха нервной системы вообще, у спящего, и таким образом, пока застоявшаяся в сосудах кровь (венозная) не сменится притоком свежей артериальной, питание мозга временно расстраивается, но по недоброкачественности лишь омывающей его венозной крови, почему не останавливается вполне как при обмороке, сходство с которым, следовательно, тоже отдалённое только. На основании этих данных, понятно присутствие сознания, хотя и неполного, у субъекта в сонном состоянии и сновидений у спящего, что в общем указывает на возможность здесь работы мозга, не говоря уже о сохранении во время сна всех рефлексов, как чувствительных, так и двигательных. Эта спо-собность рефлектировать особенно характерна для сна, даже глубокого, когда и полусознание, в форме сновидений и т.п. проявления работы черепного мозга, совершенно отсутствует. Вот почему сон нельзя смешать ни с апоплексией, ни с обмороком, при которых рефлексы так-же отсутствуют, как и мозговая деятельность вообще.

Но что-же такое летаргия?

Говорят и пишут иногда, что в некоторых случаях летаргик ещё до пробуждения слы-шит разговор окружающих, плач их и сборы к похоронам, причём напрасно пытается крикнуть или как-нибудь иначе заявить о своём существовании, ощущая полное бессилие открыть рот, двинуть языком, рукой, которые кажутся оцепенелыми, стянутыми, скованными. Если это вер-но, хотя бы в исключительных только случаях, то летаргию точнее было принять за парез, оне-мение периферической нервной системы и не столько чувствительных нервов (раз орган слуха может воспринимать звуки голоса), сколько двигательных, причём сознание остаётся нетрону-тым. Допустим и другую форму летаргии (кажется, наиболее частую), где теряется всякое соз-нание, но и там отсутствие двигательных рефлексов должно быть характерной чертой, потому-что именно неподвижность и большее или меньшее притупление восприимчивости к раздра-жениям составляют основу нашего представления о летаргии вообще, которую, при таком понимании, возможно, пожалуй, смешать с обмороком, в виду невыясненной до сих пор разни-цы в патолого-физиологическом состоянии той и другой формы потери сознания, но никоим образом – со сном, для которого, как мы уже видели, характерно именно сохранение рефлексов. Между тем, существует мнение, третирующее летаргию как высшую только степень сонливо-сти. Ошибка очевидная и происходит она, кажется, от смешивания более или менее полного при летаргии пареза двигательной нервной системы с утратою способности к произвольным движениям, вследствие потери сознания только, как бывает в сонном состоянии, без малейше-го пареза нервной системы вообще (двигательной и чувствительной), судя по рефлекторным движениям, напр., руки спящего, когда прикасаетесь к ней. От подобных грубых ошибок могло бы, конечно, спасти несколько большее внимание, если не к состоянию мозга, когда оно неиз-вестно вообще у больных летаргией, то связанной с ним периферической нервной системы, ви-димые патолого-физиологические отправления которой всё-таки могут указать на степень и характер поражения мозга вообще и в частности на сходство здесь с обмороком, но отнюдь не с летаргией. Вот почему нельзя не сочувствовать тем сторонникам гомеопатического лечения, которые до начала домашнего пособия больному приглашают врача, хотя-бы аллопата, для ди-агноза данного патолого-физиологического состояния и приблизительной причины его. С дру-гой стороны, нельзя и не улыбнуться чрезмерному при выборе соответствующего по закону подобия медикамента увлечению большинством симптомов болезни, а не патолого-физиологической сущностью их. К сожалению, увлечение это доходит иногда до отрицания необходимости не только медицинского диагноза болезни, но чуть ли не самой медицины, как науки! Отсюда попытки передать гомеопатию (это науку-то!) в руки не имеющих понятия об анатомии и физиологии – сельских грамотеев для бесконтрольного применения в интересах нашего злосчастного крестьянина. Цель, конечно, прекрасная, и невольно скажещь: «Чому не Маруся, абы шановалась». Впрочем. Подобное увлечение не мало поддерживается и некоторы-ми врачами. Один, например, о диагнозе болезни страдающего кашлем, с иронией отвечает – «Stannum»! как будто и в самом деле патогенез определённого медикамента скажет всё… Ну, а если симптомы кашля, хотя бы действительно соответствующие своим большинством олову (Stannum), вызваны, положим, злоупотреблением меркуриального лечения – тогда возможно ли игнорировать, например, назначением Hepar sulfur., по меньшему лишь соответствию его пато-генеза, сравнительно с Оловом? Другой врач с таким-же апломбом отсылает к фармакологии желающего знать, почему излечены все случаи летаргии (а их, к удивлению, было немало) од-ним Хлорал-гидратом, не удостаивая вниманием патолого-физиологическое состояние каждого излеченного в отдельности, в смысле хотя бы разницы в отправлениях нервной системы одного больного от другого. Отсюда крупное недоразумение: все летаргики почтенного автора, правда, сонливы, но разговаривают или даже путешествуют к нему за медицинским пособием во время самой летаргии (см. стр. 151 журн. «Врач-Гомеопат» за 1901 год), которую очевидно автор смешивает с простой сонливостью и не потому ли так много в его практике было случаев столь редкой болезни, как летаргия?

Но мы уже видели, на сколько резко отличается состояние сонного человека от летарги-ка; гораздо труднее определить разницу между обмороком и летаргией, если допустить воз-можность потери сознания и рефлексов при том и другом состоянии. Вопрос далеко не празд-ный и для гомеопата, раз он сознаёт опасность ошибки в выборе медикамента, не смотря на уверения в безвредности минимальных его доз, которыми в действительности столь-же легко помочь, сколько и повредить, особенно в серьёзных случаях, подобных данному, где живая ещё женщина представляла собою буквально бездыханное тело. По крайней мере я сильно затруд-нялся, что здесь лечить и как?

Предположив сначала, в виду судорожных подёргиваний перед потерей сознания и того, что и зубы больной стиснуты судорожно, я дал ей (вернее – залил за щеку) чайную ложку воды с тремя каплями Камфоры Х5, и через несколько минут появилось ясное глотательное движение глоткой и почти одновременно обильный тёплый пот по всему телу, но дыхания не замечалось и зубы оставались стиснутыми. Затем давал Хамам. 12, как полезное при гиперемии спинного мозга (предполагая, нет ли здесь гистероэпилепсии), потом Хина, сначала в среднем, потом в низком делениях, и оба без всякого результата. Тогда только решился дать Рус токси-кодендронХ3, в виду благотворного влияния его при парезах двигательной нервной системы (см. фармакологию) и быстрого устранения головокружения при малокровии (см. мои клиниче-ские наблюдения в кн. «Вопрос о дозах») – и через несколько минут больная открыла глаза, появилось дыхание (сначала слабое), а после повторного приёма сказала даже несколько слов, из которых ясно было, что она ничего не помнит и не слышала, что происходило кругом. Через три часа с момента приезда моего к больной она уже могла сама приподняться для перемены положения в постели и отвечает на все вопросы, хотя после предварительного долгого молча-ния при каждом ответе. Такое затруднение в соображении замечалось у больной почти месяц, в течение которого бывал иногда бред без повышения температуры, причём она быстро подни-малась, чтобы идти куда-то и ни на что особенно не жаловалась, кроме тяжести, смутности в голове.

Итак, что же представляет собою данный случай? Не знаю, но только уж никак не сон!